Ариетки печального Пьеро
Сегодня можно говорить о новом всплеске интереса широкой публики к творчеству актера и певца Александра Вертинского. Его произведения стали настолько популярны, что их начали исполнять даже музыканты, обычно тяготеющие к року. О своей жизни Вертинский почти все рассказал в своих песнях, воспоминаниях и письмах.
Александр Вертинский родился 19 марта 1889 г. в Киеве в семье мелкого чиновника. Детство будущего артиста было не совсем радостным. Его отец не мог жениться на его матери, хотя у них уже родилось двое детей, поскольку первая жена не давала развода. Своих внуков пришлось усыновить деду, а после смерти родителей брат и сестра вообще оказались в разных семьях у родственников матери и долгое время ничего не знали о судьбе друг друга. Дети рано лишились родителей. Когда младшему Александру было три года, умерла мать, а спустя два года погиб от скоротечной чахотки отец.
Они встретились спустя много лет, когда уже выросли, оба стали артистами и играли в различных труппах. Однако их совместная жизнь продолжалась недолго: позже, во время войны, сестра Вертинского погибла, по слухам, от передозировки кокаина.
Сам же Александр Вертинский последовательно и достаточно настойчиво шел к своей будущей профессии. В гимназические годы он больше предпочитал посещать различные "действа", одинаково часто ходил и в церковь, и в театр. Ведь он вырос в Киеве, который славился своими культурными традициями и куда в то время приезжали многие знаменитости — Д. Ансельмо, Л. Собинов, Ф. Шаляпин.
Постепенно Вертинский становится одним из представителей так называемой "богемы". Чтобы хоть как-то сводить концы с концами, он берется за любую работу: продает открытки, грузит арбузы, работает корректором в типографии.
Вспоминая свою жизнь, Вертинский только будет подробно анализировать, почему его так тянуло на сцену. В то время ему мешало многое — природная застенчивость, неумение произносить букву "p", однако впоследствии он постарался обратить этот свой недостаток в достоинство и научился очень своеобразно грассировать.
В конце 1914 г. Вертинский отправился добровольцем на фронт санитаром на 68-м санитарном поезде Всероссийского союза городов, который курсировал между передовой и Москвой. Он прослужил на поезде до весны 1915 г., когда после небольшого ранения вернулся в Москву. В поезде была книга, где записывались все перевязки раненых, и, когда Вертинский окончил свою службу, на его счету было 35 тыс. перевязок.
Постепенно Вертинский обрел также собственный неповторимый стиль выступлений, основанный на особенностях его говоряще-поющего голоса. Каждую песню он превращал в небольшую пьесу с законченным сюжетом и одним-двумя героями. Их образы были лаконичны, намечены отдельными, запоминающимися штрихами.
"Дитя двадцатых годов", Вертинский впервые появился на эстраде в 1915 году, воспевая одиноких бедных деточек, кокаином распятых на мокрых бульварах Москвы. Он начал с выступлений в костюме Пьеро, от которого постепенно осталась лишь загримированная белоснежная маска-лицо и ярко-алые губы.
Вначале Пьеро был традиционно белым, но через некоторое время Вертинский сделал его костюм черным. Со временем он отказался и от него, выходя на эстраду в цилиндре и черном фраке с ослепительно белой манишкой и в лаковых туфлях. Контрастное сочетание черного и белого придавало образу Вертинского особую элегантность и даже загадочность.
Видимо, от стилистики костюма Пьеро и произошла удивительная игра рук артиста: каждый жест не просто дополнял слова, но сам по себе нес самостоятельную нагрузку. Маленькие песни Вертинского назывались "ариетками" или "печальными песенками Пьеро". И самого артиста поначалу называли русским Пьеро.
Приход Вертинского в кино можно, пожалуй, считать случайным. Вначале он играл в немом кино, дебютировав в 1912 году в роли ангела в фильме "Чем люди живы", вероятно, просто ради заработка и из-за любопытства. Поэтому несколько лет он состоял на различных подсобных работах при съемочных группах в ателье А.Ханжонкова, исполняя в основном небольшие роли.
Но даже если признать верной версию, изложенную в справочнике "Актеры советского кино", что Вертинский снимался в основном в эпизодах, все равно получится, что на его счету будет более десятка подобных ролей. Среди них чаще отмечают те, что сыграны в фильмах 1916 года, — таинственного бродяги Анатоля Северака в картине "Король без венца" и антиквара в картине "От рабства к воле".
Еще до революции к Вертинскому пришла известность, а затем и слава. Его песни не просто нравились — их запоминали и передавали из уст в уста. У него было множество поклонниц, и он с легкостью завязывал романы. После большевистского переворота Вертинский пришел к выводу, что ему не ужиться с новой властью. Романс "То, что я должен сказать", написанный под впечатлением гибели трехсот московских юнкеров, возбудил интерес ЧК, куда и вызвали артиста для дачи объяснений по поводу сочувствия к врагам революции. Сохранилась легенда, будто бы Вертинский возмущенно заметил чекистам: "Это же просто песня, и потом, вы же не можете запретить мне их жалеть!". На что получил четкий и лаконичный ответ: "Надо будет, и дышать запретим!"
Это Вертинскому совершенно не подходило, поэтому в конце 1917 г. он отправился вместе со многими своими коллегами гастролировать по южным городам России. Почти два года он провел на юге, давал концерты на подмостках маленьких театров и в литературно-артистических обществах; объехал Екатеринослав, Одессу, Харьков, Ялту, Севастополь.
Вертинский покинул Россию в начале 1920 г., выехав в Константинополь на пароходе "Великий князь Александр Михайлович". Причины своей эмиграции много позднее он определял так: "Что толкнуло меня на это? Я ненавидел Советскую власть? О нет! Советская власть мне ничего дурного не сделала. Я был приверженцем какого-либо другого строя? Тоже нет: Очевидно, это была страсть к приключениям, путешествиям. Юношеская беспечность". Скорее всего, на него оказали влияние и первое знакомство с новой властью в ЧК, и настроения творческой интеллигенции, и беспощадность классовой борьбы, развернувшейся прямо у него перед глазами, и мрачное предчувствие того, что слово "свобода" с головокружительной быстротой становится пустым звуком.
В Константинополе Вертинскому жилось сравнительно неплохо. Он выступал в самых дорогих и фешенебельных кабаре "Черная роза" и "Стелла", пел цыганские романсы, стилизованные русские песни и мечтал о гастролях по Бессарабии, концертах перед "своей", русской, публикой. Артисту удалось купить греческий паспорт, что открывало возможности для свободного передвижения по миру и выводило его из категории эмигрантов, стремящихся получить хотя бы вид на жительство.
В Румынии Вертинский был принят очень тепло, он мог наконец-то петь свои песни, выступая перед русским зрителем. Однако он был выслан из страны как неблагонадежный элемент, разжигающий антирумынские настроения среди русского населения присоединенной Бессарабии. Причиной подобного обвинения послужил ошеломляющий успех у русских песни "В степи молдаванской".
Артист отправился в Польшу, где провел 1922 и 1923 гг. Тогда Вертинский впервые обратился в советское консульство в Варшаве с просьбой о возвращении в Россию. Но ему отказали.
Вместе с Ф. Шаляпиным, И. Мозжухиным, А. Павловой, которых один из критиков позже назвал "детьми серебряного века", Вертинский постепенно завоевал зрителя сначала в Европе, а затем и за океаном. Но тематика его песен изменилась. Если до революции он пел о разных экзотических странах, то теперь его музой стала ностальгия по прошлому. Он поет не о радости души, а о спасении России.
Вертинский с большим успехом гастролировал в Австрии, Венгрии, Ливане, Палестине, Египте, Ливии, Германии. В Берлине он прожил с 1923 по 1925 г., там же женился на дочери русских эмигрантов Потоцких, Надежде, с которой познакомился в Сопоте. Однако семейная жизнь не сложилась, и пути молодых супругов быстро разошлись. Вновь они встретились уже в Шанхае, когда встал вопрос о втором браке Вертинского.
Вертинский отправился в Париж, куда стремилась вся творческая эмигрантская интеллигенция.
Он прожил во Франции почти десять лет — с 1925 по 1934 гг. Эта страна пользовалась наибольшей любовью артиста после родной России.
В Париже Вертинский общался с И. Мозжухиным, Ф. Шаляпиным, С. Лифарем, А. Павловой, Ю. Морфесси, Н. Плевицкой, Т. Красавиной, Н. Балиевым, С. Рахманиновым. Здесь же он познакомился с Чарли Чаплиным, Мэри Пикфорд, Марлен Дитрих, Гретой Гарбо. Именно они подали Вертинскому мысль о гастролях в США.
Осенью 1934 г. пароход "Лафайет" увез Вертинского в Америку. Он гастролировал в Нью-Йорке, Сан-Франциско, Лос-Анджелесе, Чикаго. В США он ощутил настороженность, растерянность, как и большинство европейских артистов.
В эмиграции актер снимался, по его собственному признанию, в немецких и французских лентах, отчасти благодаря протекции И. Мозжухина. Однако, несмотря на неоднократные предложения, Вертинский не сделал карьеру в Голливуде, поскольку не знал в достаточной степени английского языка.
После удачных гастролей он снова вернулся во Францию, но не остался там надолго, в октябре 1935 г. перебравшись оттуда в Китай. Там он впервые в своей эмигрантской жизни узнал нужду. Вдобавок для артиста, привыкшего вращаться в мировых центрах, жизнь в Китае выглядела очень провинциальной. Там он женился второй раз, и вскоре у него родилась дочь. Чтобы прокормить семью, артисту пришлось много работать — давать по два концерта в день. Естественно, что в эти годы творчество Вертинского сильно изменилось.
Изменились и его песни. Они превращаются в маленькие баллады. Если раньше его героями были капризные дамы в шикарных манто и клоуны, лорды и бродяги, пажи и кокаинисты, то теперь ими становятся обычные люди. Они неутомимо стремятся к счастью и искренне горюют, потерпев неудачу. В тридцатые годы и годы войны он начинает сочинять песни и на стихи советских поэтов.
Все долгие годы эмиграции Вертинский стремился вернуться в СССР. Он обращался к письмами к Войкову и Луначарскому. Однако все его патриотические настроения неизбежно разбивались о прозу жизни. История возвращения Вертинского в СССР достаточно сложна и драматична. Он несколько раз подавал прошение, но ему отказывали в выдаче визы и паспорта.
В жизни наступил кризис, в этот момент Вертинского пригласили в советское посольство и предложили вернуться на родину, предъявив официальное приглашение ВЦИКа, вдохновленное инициативой комсомола.
Шел 1937 г. Для Вертинского приглашение было большой неожиданностью, и он ухватился за него. Желая как можно скорее разделаться с долгами, чтобы уехать в Советский Союз, он решился вступить в рискованное предприятие: стал совладельцем кабаре "Гардения". Но уже через месяц кабаре потерпело финансовый крах.
В 1937 году Вертинскому разрешают вернуться, но без жены, а потом и вовсе отменяют разрешение в связи с начавшимися репрессиями.
26 мая 1942 г. Вертинский вступил во второй брак с Лидией Владимировной Циргвава, 20-летней дочерью служащего КВЖД.
В переломном военном 1943-м истрепанный долгими скитаниями по континентам, разменявший шестой десяток Вертинский в суетливом, чуждом Шанхае познал и банкротство, и долги, и эстетический перелом. Именно там он продал костюм Пьеро, начал сотрудничать с ТАСС, исполнять сочинения советских авторов и воспылал подлинной любовью к 20-летней дочери сотрудника КВЖД по имени Лидия. Очень скоро и навсегда для него она станет Лиличкой.
На пике своего романтического ренессанса, а также патриотического порыва (быть рядом с соотечественниками в тяжелую пору войны, когда "Родина обливается кровью", как писал сам Вертинский) Александр Николаевич получил от самого Молотова неожиданный положительный ответ на свое очередное прошение о возвращении на Родину. За молотовским разрешением, разумеется, предполагалась воля Сталина.
Генералиссимус поступил с сентиментальным бардом весьма изощренно. Сентенцией "дадим артисту Вертинскому спокойно дожить на родине" психолог Коба отогнал от безмерно благодарного ему певца всех злопыхателей, поселил мэтра "печальных песенок" с семьей в столичной квартире на улице Горького, а спустя некоторое время удостоил и Сталинской премии. Вертинский стал винтажной виньеткой к гулаговской поре, соловьем в клетке, не сильно афишируемой экзотикой дисциплинированно-бодрой советской эстрады.
Человек, написавший в октябре 1917-го цитируемую поныне песню "То, что я должен сказать" ("Я не знаю, зачем и кому это нужно") с финальной строфой "И никто не додумался просто встать на колени / И сказать этим мальчикам, что в бездарной стране / Даже светлые подвиги — это только ступени / В бесконечные пропасти — к недоступной Весне!", летом 1949-го вещал по радио: "Время от времени до меня долетают отголоски грязной, лживой и крикливой шумихи, которую поднимают за рубежом наши враги в своих попытках оплевать и оклеветать нашу великую Советскую социалистическую Родину…" Дело было даже не в сути пропагандистской риторики, а в ее кондовой стилистике, где никаким фонендоскопом не уловить тихого хрипения прежнего "лунного Пьеро". В песнях проскальзывали те же парадоксальные мотивы: "Хорошо, что вы не здесь, в Союзе. / Что б Вы делали у нас теперь, когда / Наши женщины — не вампы, не медузы, / А разумно кончившие вузы / Воины науки и труда!".
Видимо, его возвращение в 1943 году, когда война еще не кончилась, должно было символизировать сплоченность советского народа в борьбе с немецким фашизмом. Вертинский вернулся не один, а с семьей, которую нужно было обеспечивать.
В конце 1943 г. семья Вертинских с четырехмесячной дочерью Марианной поселилась в Москве, на улице Горького. В конце 1944 г. в семье родилась вторая дочь — Анастасия.
Еще не закончилась война, но люди продолжали жить и уже думали о мире. Поэтому песни Вертинского оказались близки и понятны широкой публике. Он пел для раненых и сирот, колесил с концертами по всей стране, проехал и по Сибири, и Средней Азии. После войны он продолжил сниматься в кино.
Великий советский кормчий, конечно, загипнотизировал Вертинского. Но постепенно маэстро приходил в себя. Только сил вдохновиться новой печалью, превратить ее в стих у постаревшего шансонье почти не осталось. В середине 50-х он пишет: "И вот, когда должно и надо / Весь мир своей песней будить, / Какого-то сладкого яда / Уже не хватает в груди". Потом последовало известное письмо хрущевскому замминистру культуры Кафтанову с той давней горестно-поэтичной мелодикой лексики Вертинского: "Исполняется 40 лет моей театральной деятельности. И никто этого не знает. Верьте мне — мне не нужно ничего. Я уже ко всему остыл и высоко равнодушен…"
В России в пятидесятые годы использовали его характерную внешность и, по мнению кинематографистов, врожденный аристократизм, что Вертинский с блеском продемонстрировал в роли князя в известном фильме 1954 года "Анна на шее". Но для того чтобы сняться в фильме "Заговор обреченных" в роли кардинала Бирнча, Вертинскому пришлось глубоко вживаться в далекий от его творческого амплуа образ. Запоминается и работа актера в фильме "Великий воин Албании Скандербег", где он сыграл роль дожа Венеции.
Практически нереализованным остался талант Вертинского как чтеца. Он знал множество стихов наизусть, цитировал всегда много и к месту, любил играть с близкими ему людьми в своеобразную игру — "Откуда это".
В эмиграции Вертинский не нажил состояния, поэтому в 55 лет пришлось начинать все сначала, давать по 24 концерта в месяц, ездить по всему Советскому Союзу, где не всегда создавались необходимые условия для выступлений. Вместе с новыми темами в его песнях звучали и старые мотивы — экзотика, тоска по прежней жизни, жажда новых ощущений.
Но все равно Вертинский чувствовал себя свободным, потому что был востребован. Он работал до последнего дня жизни и умер на гастролях, неожиданно, очевидно от сердечной слабости. Вертинский умер 21 мая 1957 г. в ленинградской гостинице "Астория" в возрасте 68-ми лет. Похоронили его в Москве, на Новодевичьем кладбище.
В сущности, он всю жизнь ждал, когда его откуда-то выгонят или куда-то пустят. Такое, порой даже подсознательное "ожидание", наверное, и определило растерянно-мечтательную тональность лучших его песен. В детстве его выгнали за неуспеваемость из элитной киевской гимназии, в юности не дали стать актером МХТ (дикция подкачала), в расцвете сил долго не впускали на Родину, и лишь на склоне лет Вертинскому наконец позволили надышаться "дымом Отечества". Но цена этой "милости", по-моему, оказалась для него, как для поэта, губительной. Вертинский первой четверти ХХ века и середины того же столетия — с трудом сопоставимые по образу и слогу артисты.
Постепенную утрату духовных иллюзий Александр Николаевич смог компенсировать сохранившимся вниманием публики и простыми сердечными радостями: любовью ко второй своей супруге Лидии, к двум дочерям — Марианне и Анастасии. Он взял реванш у Мельпомены: его младшая дочь стала звездой того театра, куда его самого когда-то не приняли…
Сегодня песни Вертинского, его ранние песни опять созвучны времени. Их поют Гребенщиков и Скляр, Богушевская и Свиридова, "Хоронько-оркестр" и "Агата Кристи", Малинин и драматические актеры. Можно сказать, что в этом тысячелетии Александр Николаевич вернулся на свою родину еще раз.
А вот здесь можно послушать все песни в исполнении А. Вертинского:
http://www.peoples.ru/art/music/stage/vertinsky/
http://indiatv.ru/forum/viewtopic.php?f=4&t=31…1a882f802efeb1f&start=3000
Комментарии 0