Институтка с псевдонимом звезды

MARIMERI.RU
02.07.2023

Вы знаете, кто автор известной эмигрантской песни «Институтка» («Ведь я институтка, я дочь камергера, / Я чёрная моль, я летучая мышь»?

Мария Вега носила имя — псевдоним звезды. И сама, пожалуй, была для иных как далекая, непостижимая, загадочная звезда…

Это рассказ о совершенно забытом поэте, современнице Анны Андреевны Ахматовой, человеке яркой и сложной судьбы, характерной для многих представителей того поколения, поколения «Исчезнувшей Атлантиды». Эмигрантов, живущих в других странах и эмигрантов собственной Души, ушедших внутрь себя, создавших свое пространство. Оно трагическое, быть может, несколько искривленное, растерянное, в нем много боли, но пространство это есть…. Оно похоже на драгоценный ларец. Не полениться только нам, потомкам, его крышечку приоткрыть… Хоть немного…

Судьба Марии Николаевны Волынцевой-Ланг…

Настоящее имя ее — Мария Николаевна Ланг, в девичестве — Мария Волынцева. Родилась она в Петербурге, 5 июня 1898 года, в артистической семье: бабушка будущей писательницы А.К.Брошель в шестидесятых годах XIX столетия блистала на сцене Александринского театра, сестра ее танцевала в Мариинском, актером театра Сабурова был дядя будущей писательницы. — М.Брошель. Крестной матерью Маши Волынцевой стала великая актриса Мария Савина. Она же оказалась первой слушательницей и судьей поэтических опытов крестницы.

Муся поступила в Павловский женский институт. Впрочем, и там, помимо напряженных занятий и выработки безупречных манер –«привычки к гостиной», – случались свои праздники. И самое волнующее воспоминание: она, двенадцатилетняя, танцует на балу с высоким подростком Михаилом Лангом… Михаил – Мика, будущий Крылатый – учился тогда в Морском корпусе, готовясь стать потом лейтенантом Черноморского флота. Будущий капитан дальнего плавания влюбился в Мусю Волынцеву совершенно как принц в Золушку! И… Золушка не убежала, не потеряла туфельку, но совсем потеряла голову от счастья.

Были и еще головокружительные встречи. А потом… Жизнь надолго разведет их.

Окончила Павловский женский институт в Санкт-Петербурге. Учение в Павловском женском институте было прервано разразившимися историческими событиями.

Бурные хляби моря житейского обернутся сыпнотифозной горячкой на Кавказе, затем эмиграцией…

В 1918 Маша Волынцева вместе с отцом оказалась в эмиграции. В дальнейшем ее жизненный путь пролег через несколько стран -Турция, Франция, Швейцария, США.

С начала 1920-х годов жила в Париже. Сочиняла стихи и писала для эмигрантской прессы, опубликовала несколько переводов из Райнера Марии Рильке. Однако её переводы Рильке отличаются от оригинала большим количеством строк — это уже не переводы в обычном понимании, а литературные переложения. Занималась Мария Вега также живописью, для заработка — изготовлением на продажу кукол.

Судя по всему, её имя и творчество были хорошо известны в «русском» Париже.

Придет час – и уже в Париже Мария Вега прочтет однажды в газете траурное извещение о гибели лейтенанта Ланга. Прочтет – и всё же ни на единый миг не поверит этой черной вести! Сердце, вопреки очевидному, подсказывало: он жив! Она будет ждать, искать, надеяться на невозможную встречу… И чудо все-таки произойдет! На закате дней она найдет своего далеко-далеко уплывшего принца. С седыми висками, но по-прежнему статный, он предстанет перед ней. Он подарит ей топазы, привезенные с Цейлона, он увезет ее в Майами, в свой маленький белый домик, точно снятый с новогодней елки. Когда-то, глядя на игрушечный елочный домик, она сказала ему: «Хочу войти в такой!» – и он уверенно ответил ей: «Войдешь!» Когда они пересекали Атлантический океан, то увидели две радуги, стоящие «ни на чем» над свинцовой водой, и вошли в эти семицветные ворота…

Сказка со счастливым концом! Правда, жить в Америке Мария Вега все-таки не смогла. Уж очень непривычно было всё, начиная с климата, фауны и флоры. Ну, вот хотя бы такая милая деталь: невыносимо жарко, Мария Николаевна собирается принять прохладную ванну, а в ванне – огромный, с блюдце, тропический паук! С криком она кидается к Мике, а тот невозмутимо говорит, не отрываясь от книги: «Ну, что же тут страшного, захотел купаться – и купается!» Но паук любитель водных процедур – это бы еще полбеды. А вот как разобраться во всех этих бесчисленных сто седьмых и тысяча восьмых авеню?

В конце концов решили выбрать более спокойный вариант: простившись с белым домиком, Ланги перебрались в Швейцарию, где им было суждено прожить вместе десять счастливейших лет.

Они разделяли радости и беды. Последних тоже выпало немало. Годы и болезни брали свое (у Михаила Максимилиановича был наследственный диабет). Открывшаяся язва на ступне, ампутация ноги – дважды… Перед смертью Михаил Ланг пожелал, что если Марии Николаевне будет все-таки суждено вернуться в Россию, то чтобы урна с его прахом нашла успокоение на дне морском… Если не в Черном море, то хотя бы в Финском заливе, в балтийских водах. Мария Николаевна свято выполнила его волю – это произошло невдалеке от Кронштадта – и пожелала, когда придет ее час, быть похороненной там же и так же… И ее воля была выполнена.

После смерти Михаила Ланга жизнь в Берне потеряла для Марии Николаевны всякий смысл. Не говоря о том, что она оказалась на грани полной нищеты.

Дальнейшая судьба Марии Вега необычна. Еще в 1946 году писательница получила советский паспорт, с 1962 началось ее активное сотрудничество в советской печати. С 1962 года она отдалилась от эмигрантских кругов, стала печататься в издаваемых в СССР Комитетом по связям с соотечественниками за рубежом журналах. Реальным хозяином этой организации был, понятно, другой «комитет» — государственной безопасности. От поэтессы потребовали стихов о Ленине. К тому же на подходе был и столетний юбилей вождя, и она наваяла несколько абсолютно нечитаемых произведений на эпохальную тему. За этот «подвиг» в том же году в СССР издали ее книжку «Одолень-трава».

25 августа 1975 года, день ее возвращения на родную землю! Проявленная лояльность позволила ей вернуться в Ленинград и, что называется, «умереть на родине».

Она приехала в уже знакомый Дом Ветеранов Сцены. Всё как будто хорошо: встретили с почетом, комната прекрасная, чудесный парк, еще не знакомые, но вроде бы доброжелательные обитатели «Савинского дома»…

В Доме Ветеранов Сцены она обрела нескольких близких ей по духу людей, но в целом атмосфера «преддверия гроба», царившая там, оказалась слишком тяжела для нее. Она не чувствовала себя «достаточно старой», не могла смириться с бесконечными обострениями болезней, со многими «казенными гримасами», которые для нас привычны с рождения…

Но от мелких дрязг и столь же мелких страстей, кипевших «в преддверии гроба», она неизменно и неуклонно отстранялась, уходила в одинокие прогулки, в работу… Кольцо одиночества сжимало всё плотней, она чувствовала, что скоро, скоро ее Крылатый приплывет за ней на ночном корабле и позовет за собой…